— Ты запомнишь, что им передать? — спросила она с сомнением в голосе.
— Не забуду, так запомню, — ответил он, насупившись.
— Тогда я лучше напишу, — сказала она. Она влезла в машину, достала из сумочки огрызок карандаша и начала писать на пустом конверте. Негр подошел ближе и встал у окна машины.
— Я — миссис Май, — пояснила она, не прерывая писания. — У меня на ферме их бык, и я хочу, чтобы его сегодня же забрали. Можешь сказать им, что я очень сердита.
— Да этот бык еще в субботу у нас пропал, — сказал негр. — С тех пор мы никто его и не видели. Мы и не знали, где он есть.
— Ну, так теперь знаете, — отрезала она. — И можешь сказать мистеру О.Т. и мистеру Ю.Т., что, если они сегодня за ним не приедут, я завтра же утром велю их папаше его пристрелить. Не буду ждать, пока он перепортит мне все стадо.
Она передала ему записку.
— Как я это дело понимаю, — сказал негр, беря конверт, — масса О.Т. и масса Ю.Т. вам только спасибо скажут. Он нам уже один грузовик разнес, не чаем, как от него избавиться.
Она запрокинула голову и посмотрела на него чуть помутневшими глазами.
— Так они ждут, что я употреблю свое время и время своего работника на то, чтобы пристрелить их быка? — возмутилась она. — Он им, видите ли, не нужен, поэтому они отпускают его на все четыре стороны и пусть другие его убивают? Он травит мои овсы и портит мое стадо, и мне же еще его и пристреливать?
— Выходит, так, — негромко ответил негр. — Он нам уже…
Она метнула на него убийственный взгляд.
— Ну, что ж. Ничего удивительного. — Она поджала губы. — Просто есть такие люди. — И, сделав паузу, спросила: — А который из них хозяин, О.Т. или Ю.Т.?
Она всегда подозревала, что втайне они враждуют между собой.
— Они никогда не ссорятся, — серьезно сказал негр. — Они как один человек в двух лицах.
— Гм. Просто ты не слышал, как они ссорятся.
— И я не слышал, и никто того не слышал! — ответил он, глядя в сторону, словно перечил не ей, а еще кому-то.
— Ну да, — хмыкнула она. — Я как-никак пятнадцать лет терплю их папашу и в Гринлифах немного смыслю.
Негр посмотрел на нее, будто только что увидел.
— А не вы будете моего страховщика мать? — спросил он.
— Не знаю никакого страховщика, — резко ответила она. — Вот передашь записку да скажи на словах, если сегодня не приедут за быком, их же папаша его завтра и пристрелит, — и отъехала прочь.
До вечера она сидела дома, дожидаясь, когда приедут близнецы за своим быком. Никто не приехал. Словно она у них в работниках, негодуя, думала она. Они просто решили урвать с нее все, что возможно. За ужином она опять подробно пересказала все сыновьям, чтобы они понимали, на что способны О.Т. и Ю.Т.
— Им, видите ли, этот бык не нужен, — говорила она, — передай-ка масло — поэтому они просто-напросто выпускают его и пусть другие думают, что с ним делать. Как вам это нравится? А страдать должна я. Мне всегда приходится страдать.
— Передай масло страдалице, — сказал Уэсли. Он был в особенно скверном настроении, потому что по пути из университета у него сел баллон.
Скофилд передал ей масло и сказал:
— Ай-яй-яй, мама, и не стыдно тебе убивать старого быка, который никому не сделал худого, только подбавил немного беспородной крови в твое стадо? Чтоб у такой мамочки и вырос такой паинька-сын, как я! Просто диво, ей-богу.
— Да ты ей не сын, — тихо сказал Уэсли.
Она откинулась на спинку стула, держа пальцы на краю стола.
— Я только знаю, что я просто молодец, раз вырос такой хороший при моем-то происхождении.
Когда они дразнили ее, то нарочно говорили, как Гринлифы. Но сквозь речь Уэсли, точно острие ножа, проблескивала его природная желчность.
— Слышь ты, я тебе кой-чего скажу, брательник, — начал он, вытянув над столом шею. — Ты б это и сам давно усек, если бы мозгой пошевелил.
— Ну, и чего ж это, брательник? — подхватил Скофилд, ухмыляясь в перекошенное узкое лицо брата своей довольной, во всю ширину щек, улыбкой.
— А то, — продолжал Уэсли, — что и ты ей не сын, и я не сын…
Он оборвал фразу, потому что она вдруг визгливо всхрапнула, словно старая лошадь, которую полоснули хлыстом, поднялась и выбежала из комнаты.
— О, черт, — прошипел Уэсли. — Ты зачем ее довел?
— Я не доводил, — огрызнулся Скофилд. — Это ты ее довел.
— Как бы не так!
— Она уже не молода и не может все переварить.
— Она может только изрыгать, а переваривать все приходится мне, — сказал Уэсли.
Добродушное лицо Скофилда безобразно исказилось, обнаружив черты сходства с братом.
— Никому тебя не жалко, дерьмо поганое! — выдохнул он и, перегнувшись через стол, схватил Уэсли за грудь.
Миссис Май из своей комнаты услышала звон разбиваемой посуды и побежала через кухню обратно в столовую. Она успела увидеть, как Скофилд выходит через другую дверь в коридор. Уэсли лежал на спине, точно огромный жук, край опрокинутого стола придавил его поперек туловища, а сверху усеяли осколки тарелок. Она сдвинула стол, ухватила Уэсли за локоть, чтобы помочь ему встать, но он кое-как сам поднялся, с неожиданной силой оттолкнул ее и бросился вон вслед за братом.
Все поплыло у нее перед глазами, но в эту минуту раздался стук у заднего крыльца, и она поспешила обратить к кухне сразу окаменевшее лицо. За проволочной сеткой, натянутой в дверях, стоял мистер Гринлиф. Вся ее энергия немедленно возвратилась к ней, словно ей нужен был только вызов дьявола, чтобы снова стать собою.