Однажды миссис Хоупвел подвернулась книга, которую дочка только что отложила; раскрыв наудачу, она прочла: — «Наука, с другой стороны, призвана вновь и вновь отстаивать свою исконную трезвость и основательность, утверждая, что имеет дело лишь с данностью. Как же задано Ничто в мире науки? Оно задано как кошмар или фантазм. Всякая точная наука уточняет одно: что Ничто для нее не существует. Именно таково Ничто в строгом научном подходе. И мы верим науке и ничего не желаем знать про Ничто». Эти слова были подчеркнуты синим карандашом, и миссис Хоупвел они показались какими-то зловещими тарабарскими заклинаниями. Она поскорее захлопнула книгу и вышла из комнаты, поеживаясь, будто ее прохватило сквозняком.
В это утро Анжела вошла посреди разговора о Каррамэй.
— После, ужина четыре раза вытошнило, — проговорила миссис Фримен, — и под утро два раза вскакивала. А вчера весь день в комоде рылась. Дел других нет. Торчит перед зеркалом и прикидывает, что на нее еще лезет.
— Надо, чтоб она ела, — заметила миссис Хоупвел, потягивая кофе и глядя в спину Анжелы, стоявшей у плиты. Любопытно, о чем девочка толковала вчера с продавцом Библий; удивительное дело, как это ему удалось разговорить ее.
Накануне к ним забрел долговязый тощий парень, предлагал купить Библию. Он показался в дверях с большим черным чемоданом, тяжело кренившим его набок, и прислонился к косяку. Устал он, видимо, до полусмерти, однако весело воскликнул: «Доброе утро, миссис Кедрач!» — и опустил чемодан на коврик. Симпатичный паренек; костюм, правда, небесного цвета, а желтые носки совсем сползли; вдобавок и без шляпы. На лице его выдавались скулы, темно-русая прядь прилипла ко лбу.
— Моя фамилия Хоупвел, — сказала она.
— Ну! — воскликнул он как бы озадаченно, хотя глаза его поблескивали. — А я гляжу, на почтовом ящике написано «Кедрач», так я и подумал, что вы миссис Кедрач! — Он радостно рассмеялся, с пыхтеньем подхватил ношу и как-то невзначай оказался в передней. Словно чемодан ввалился сам собой и рывком затянул хозяина. — Так вы, значит, миссис Хоупвел! — сказал он, стиснув ей руку. — Очень, как говорится, приятно, вам туда, а мне обратно! — Он снова рассмеялся, но веселость тотчас сбежала с его лица. Он выждал, пристально посмотрел на нее в упор и сказал: — Сударыня, у меня к вам серьезное дело.
— Что ж, проходите, — пригласила она без особой радости, потому что обед был почти готов. Он вошел в гостиную, примостился на краешке стула, задвинул чемодан между колен и окинул взглядом комнату, как бы соображая, с кем имеет дело. В двух сервантах мерцало столовое серебро; видно, ему еще не приходилось бывать в такой красивой гостиной.
— Миссис Хоупвел, — сказал он задушевно, как старый знакомый, — вы ведь верите, что жить надо по-христиански.
— М-да, разумеется, — отозвалась она.
— Про вас известно, — сказал он и помедлил, глубокомысленно склонив голову набок, — что вы чудесный человек. Слухом земля полнится.
Миссис Хоупвел терпеть не могла, когда ее принимали за дурочку.
— Вы чем торгуете? — спросила она.
— Библиями, — сказал парень, пробежался глазами по комнате и прибавил: — Я вижу, у вас в гостиной нет семейной Библии, все у вас есть, а этого, вижу, не хватает!
Миссис Хоупвел не могла сказать: «Моя дочь неверующая и не потерпит Библии в гостиной». Она сказала, поджав губы: «Моя Библия у меня на ночном столике». Это была неправда. Библия затерялась где-то на чердаке.
— Сударыня, — сказал он, — слову божьему место в гостиной.
— Ну, это уж как на чей вкус, — начала она. — По-моему…
— Сударыня, — сказал он, — доброму христианину положено иметь слово божье в каждой комнате, не говоря уж что в сердце. А вас по лицу сразу видно, что вы добрая христианка.
Она поднялась и сказала:
— Словом, молодой человек, Библия ваша мне не нужна, а вот обед мой, того и гляди, пригорит.
Он не встал. Он принялся обминать сцепленные ладони и, опустив взгляд, тихо сказал:
— Что же, сударыня, по правде-то, мало кому теперь нужна Библия, а я вам не указчик, это понятно. Что говорю, то говорю, а как получше сказать, не знаю. Я простой малый. — Он посмотрел на ее недружелюбное выражение. — Вам, конечно, с нашим братом не с руки знаться, мы народ простой.
— Да что вы! — воскликнула она. — Ведь простые, надежные люди, это же соль земли! Каждому свое, свет ни на ком клином не сошелся. Такова жизнь!
— Золотые ваши слова, — сказал он.
— Да как же, по-моему, простых-то, надежных людей на свете и не хватает! — сказала она взволнованно. — Отсюда, по-моему, и все наши беды!
Лицо его просветлело.
— А я и не представился, — сказал он. — Меня Менли Пойнтер зовут, родом из-под Уиллоби, из самой там глуши.
— Подождите минутку, — сказала она. — Я схожу посмотрю, как там с обедом.
Она вышла из комнаты и увидела, что Анжела стоит у двери и подслушивает.
— Сплавь свою соль земли, — сказала она, — есть пора.
Миссис Хоупвел укоризненно посмотрела на нее и пошла привернула огонь под овощами.
— Я людям грубить не привыкла, — сказала она себе под нос и вернулась в гостиную.
За это время он успел выложить из чемодана две Библии — по одной на каждое колено.
— Вы уж лучше их спрячьте, — посоветовала она. — Мне они не нужны.
— Я ценю, что вы по-честному, — сказал он. — Нынче ведь честных только и найдешь, что в деревенской глуши.
— Вот именно, — сказала она, — среди бесхитростного простонародья!